В девяностые годы в одной семье родился младенец мужеского полу и «сидеть» с ним очень быстро подрядили дедушку. Дедушку уволили в связи с ликвидацией предприятия и работы у него не было, а маме нужно было побыстрей идти деньги зарабатывать: не жить же всем на бабушкину зарплату!
Дедушка хороший был, младенца любил и добросовестно с ним сидел.
И младенец, вроде бы, был даже не против.
И вот прихожу я в гости знакомиться с малышом, приношу погремушку, делаю козу, любуюсь, умиляюсь, как заинька маленький лепечет: «бабаба», «мама». И «те-тя» — показывает на меня.
Какая радость — первые слова (еще никто не подозревает, какие реки и моря слов совсем скоро изольются на домашних)!
— А вот и не первые! — вдруг говорит мама младенца.
— А какие же первые?
— Подожди немножко, сейчас сядем за стол и тогда узнаешь.
Я заинтригована.
Скоро нас зовут ужинать. Малыш вместе со всеми сидит за столом пристегнутый в специальном детском стуле-троне, колотит по столу деревянной ложкой и выкрикивает что-то странное.
Прислушалась: Взогнем и накаким! Взогнем и накаким!
— Что это такое он говорит?!
— Вздрогнем и накатим!
— Не может быть! Это его первые слова?!
— Первые. Первее «мамы» и «бабы-деды». Это его папа научил: наливает ему в бутылочку чай, кормит пюре, а сам: Ну, что, Мишаня, взрогнем и накатим?! К родственникам мы отныне невыездные: тетя родная прочит ребенку алкогольное будущее, говорит, испортил дед мальчишку.
Теперь уже вырос давно: удачный, годный получился и, что характерно, совсем не пьет. А деда часто вспоминает с его прибаутками: дед так и остался у него самым главным.
